Я не знал, что дважды два – четыре и учитель двойку мне поставил,

А потом я оказался в мире всевозможных непреложных правил.

Правила менялись, только бойко, с той же снисходительной улыбкой

Неизменно ставили мне двойку за допущенную вновь ошибку.

Не был я учеником примерным и не стал с годами безупречным.

Я не знал, что дважды два – четыре и учитель двойку мне поставил,

А потом я оказался в мире всевозможных непреложных правил.

Правила менялись, только бойко, с той же снисходительной улыбкой

Неизменно ставили мне двойку за допущенную вновь ошибку.

Не был я учеником примерным и не стал с годами безупречным.

Из Апостолов Фома Неверный кажется мне самым человечным.

Услыхав, он не поверил просто: мало ли рассказывают басен.

И наверно, не один Апостол говорил, что он весьма опасен.

Может, был Фома тяжелодумом, но, подумав, он за дело брался,

Говорил он только то, что думал, и от слов своих не отрекался.

Жизнь он мерил собственной меркой. Были у него свои скрижали…

Может потому, что он «неверный», он молчал, когда его пытали?

Услыхав, он не поверил просто: мало ли рассказывают басен.

И наверно, не один Апостол говорил, что он весьма опасен.

Может, был Фома тяжелодумом, но, подумав, он за дело брался,

Говорил он только то, что думал, и от слов своих не отрекался.

Жизнь он мерил собственной меркой. Были у него свои скрижали…

Может потому, что он «неверный», он молчал, когда его пытали?

   (Golubev)