Отношение к мигрантам может быть у каждого свое. Попробую по материалам прессы отразить сегодняшнее отношение к происходящему. Начнем с такого:
http://vesti.lv/news/shkolynica-iz-tallinna-raskryla-glaza-na-bezhencev?utm_source=delfi&utm_medium=news-widget&utm_campaign=Links-in-partner-sites  Это пишет ребенок.
Если вы хотите понять разницу между прежним временем и прежним чувствованием и сегодняшним днем - перечитайте Достоевского. Помните в его "Братьях Карамазовых" Иван Карамазов в исступлении кричит: "Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре неискупленными слезами своими к "боженьке"!"
Она - это та прекрасная новая разумная жизнь, которую обещают построить.
Удивительно не то, какое значение придал писатель детскому горю - удивительно, что читатели искренне поверили в эти слова. То есть, готовы были усомниться в прекрасном будущем, в разумном обществе, если замешено оно будет на слезах невинного ребенка.  Прошел страшный двадцатый век, который наплевал и на литературу, и на слезы, и на кровь, и даже на смерть миллионов детей, родителей и стариков. Обесцененная детская слезинка Достоевского не стоила ничего - потому ушла в литературу и обратилась в затертый литературный штамп "слезинка ребенка".  Наше время как будто бы вернуло метафорическую "детскую слезинку" в реальность. Более того, придало ей современную форму и наполнило новым содержанием. Современная форма такой "неоправданной крови" - запоминающаяся фотография; а современное содержание - политическая подоплека, где слеза ребенка выступает в роли приманки. Только прежняя "соленая слезинка" в настоящем обратилась в рейтинговую горько-сладкую слезу. Причем, чем искреннее плачет ребенок, чем горше его слезы - тем выше становится рейтинг, тем слаще она для авторов.
"Я видел тысячи подобных фотографий с последствиями катастроф, взрывов, обрушений домов. И смею утверждать, что все - обман и надувательство". (Рустам Адагамов)
Те многочисленные фотографии несчастных детей, чьи слезы запечатлены и растиражированы, фото ливанских, египетских, сомалийских, сирийских и, конечно, палестинских детей - как подлинные, так и сфабрикованные - безусловно, повлияли на общественное мнение. Те фотографии (утонувшего ребенка, падающего отца с ребенком) способствовали тому, что толпы беженцев свободно разлились по Европе. Фотография плачущего ребенка и явилась символом прошедшего года. Вытирая слезы измученному и чумазому ребенку беженца, европейцы проявили свою гуманную суть. Все это так, и невозможно без содрогания смотреть на эти фотографии. Почему же нигде и никогда в сегодняшних газетах и на экранах телевизоров мы не видим слезы европейских детей, оказавшихся в экстремальных трагических ситуациях. В последних событиях палестинской волны террора можно было нащелкать и выставить напоказ лица тех детей, чьи родители были зарезаны, застрелены или задавлены машинами, чьи матери были изнасилованы, тех детей, которые сами оказались невинными жертвами безумцев с ножами. Почему не опубликовано фото зарезанной матери, преградившей своим телом путь убийце, а возле ее тела группу осиротевших детей. Разве уступала бы она по своему трагизму знаменитой древнегреческой скульптуре "Лаокоон с сыновьями"? Сотни примеров подобного рода приходят в голову.  Если уж кому-то нужна конкуренция рейтинговых горько-сладких снимков, то почему бы не устроить ее. Кому будет нужен тот выстраданный мир, если всем ясно, что куплен он за счет той самой крохотной детской слезинки.