Даже если ваше объяснение настолько ясно, что исключает всякое ложное толкование, все равно найдется человек, который поймет вас неправильно

   В одной из палат лежали три солидные дамы бальзаковского возраста и рубенсовских форм. Предстояла им одна и та же операция на глазах — не то, чтобы сложная и травматичная, скорее волнительная в плане ожиданий и опасений: всё-таки, глаз трогать — это не геморроидальные узлы иссекать, ежели что пойдёт не совсем по плану — панталонами не прикроешь. Общались, переживали, сканировали окружающий эфир на предмет страшилок и ужастиков, по десятому разу расспрашивали выздоравливающих счастливчиков, которые уже своё отмандражировали и уже не знали, куда спрятаться от этих трёх — словом, вели себя, как и положено перед операцией.

Накануне решающего дня всем троим была положена предоперационная подготовка — процедуры, назначения и, среди всего прочего — атропин. Точнее, атропина сульфат. Ещё точнее — его однопроцентный раствор в виде глазных капель. Доктор сделал запись (своим обычным, похожим на электроэнцефалограмму во время эпистатуса, почерком) с назначениями в истории болезни, ещё раз прошёл с обходом по отделению и со спокойной душой отправился домой.

Процедурная медицинская сестра, которой предстояло выполнить назначения доктора, недавно пришла работать в клинику из отделения общей хирургии, поэтому её намётанный глаз различил в хаосе букв и цифр нечто вполне узнаваемое и оттого не вызывающее особых сомнений. Единица, проценты, что-то там об атропини сульфатис, и ещё что-то на частоте перехода тонических судорог электроэнцефалограммы в клонические, и ещё... ага, н/н — это на ночь. Премедикация, значит. Ну, атропин и в хирургии перед операцией делали, так что тут всё просто. Кубик (там, вроде, единичка где-то угадывалась) внутримышечно каждой — и готово. А вот и флакончик. Не в ампулах — так ведь у них своя аптека, сами всё тут же и готовят. Запечатан честь по чести, один процент концентрации, всё нормально. Кажется. Может, в ампулах и была другая процентовка, но доктору виднее. Набрано, разложено, теперь можно приступать к раздаче слонов.

Дамы ещё поинтересовались — а в глаза капать разве не будут? Доктор же что-то такое говорил, если наш склероз не изменяет нам с Альцгеймером. Медсестра задумчиво почесала то место, где причёска крепилась к вусмерть накрахмаленному чепчику (залётная муха, сев на край, рискует сильно порезаться), и предположила, что капли, скорее всего, будут. Только утром. После чего профессионально сделала три инъекции — спасибо, дорогая, даже ничего не почувствовалось, вот что значит лёгкая рука! — и отправилась выполнять другие назначения.

Сухость во рту три дамы почувствовали уже вскоре, о чём немедля сообщили друг другу. Да, да, а сердце часто бьётся — это и у вас тоже? Ну, значит, так надо. И то, что в глазах мутно — тоже всё так и должно быть, доктор что-то такое говорил. Ой, а про сказочные цветы и танцующие огоньки за окном никто ничего не рассказывал! Где? Да вон же, на лужайке, прямо перед окнами! Вы видели такую красоту? Пойдёмте, поглядим вместе! Да зачем дверь, когда первый этаж и окно раскрыто из-за летней духоты! И вообще — зачем ходить, когда есть крылья!

Дежурная медицинская сестра, которой в час ночи вдруг вздумалось полюбоваться на ночной парк, столь таинственный и сказочный в лучах луны и пары фонарей, долго не могла поверить своим глазам: по лужайке перед корпусом, делая плавные взмахи руками, кружили три фигуры в ночных сорочках. Комплекция участниц этой феерии не позволяла заподозрить их в причастности к феям, привидениям или наядам, но лёгкость порхания просто подкупала. По парку раздавался заливистый смех и восторженные возгласы.

«Я бабочка! Я бабочка!» — восклицала одна. «И я бабочка! Я — махаон!» — вторила ей другая. «А я — чёрная моль! Нет, я — летучая мышь! Нет, всё же чёрная моль!» — пыталась самоидентифицироваться третья. Попытки дежурной медицинской сестры и двух нянечек разубедить трёх резвящихся на поляне пациенток в их новой видовой принадлежности привели лишь к тому, что те обозвали вновь прибывших мокрицами и упорхнули, оскорблённые в лучших чувствах, на соседнюю поляну.

Вернувшийся несолоно хлебавши персонал отделения доложил о неожиданно упорхнувших из палаты больных дежурному врачу. Тот вначале не поверил, но, прибыв на место, от увиденной картины чуть не окуклился и поспешил вызвать психиатрическую спецбригаду «скорой помощи». От себя прибавил, что три смирительных сачка...эээ...тьфу, рубашки! — будут очень кстати. Нет-нет, дихлофос — это грубо и слишком радикально.

Прибывшая бригада изловила беглянок, некоторое время восхищалась с ними вместе красотами ночного парка и волшебными порхающими огоньками, в ходе сбора анамнеза убедилась в том, что два махаона и одна чёрная моль — это на самом деле три эпизода атропинового делирия одновременно. Оставлять пациенток в таком состоянии без должного присмотра и лечения было негоже, посему дамы были препровождены в другую клинику, с ещё более старинным садом, диагностическими цветами Роршаха и Люшера, а также целебным нектаром, и вообще — к бабочкам у нас подход трепетный и бережный.